Анализ творчества федора тютчева. Тема природы в лирике тютчева Идея лирического произведения

Лирику Федора Ивановича Тютчева литературоведы справедливо называют поэзией чувств. В своих произведе-ниях поэт настойчиво ищет — и находит! — пути выраже-ния овладевающих им в разных ситуациях переживаний и настроений. При этом он гениальной интуицией из самых недр души улавливает многообразие проявлений и непо-вторимость движений своих эмоций. Стихи Тютчева полны пафоса, творческого горения, зажженного факелом мысли и пожаром страстей. Овладевающие поэтом страсти — вос-торг, страдание, любовь, столкнувшиеся в «поединке роко-вом». Иной подход неприемлем для Тютчева.

Как философ он предпринял дерзкую попытку разгадать загадки мироздания путем не холодных и сухих умозаклю-чений, но пылкой художественной интерпретации. Художе-ственное решение философских проблем всегда сводилось для поэта к пониманию двух противостоящих друг другу миров — микрокосма и макрокосма, человеческого Я и природы. Не-смотря на кажущуюся разницу в размерах («микро» и «макро»), оба мира беспредельны: «Всё во мне и я во всём». Такой лирический настрой помогал поэту простыми, но вместе с тем точными и задушевными словами говорить о родной приро-де через призму духовного мира человека. В стихах Тютче-ва осязается прозрачность воздуха «осени первоначальной», слышатся раскаты грома в первую весеннюю грозу, блестят на паутине «перлы дождевые». Эти краски, звуки и образы открываются читателю в произведениях «Есть в осени перво-начальной…», «Листья», «Весенние воды», «Весенняя гроза». Звоном, весельем и всеобщим ликованием сопровождается для Тютчева приход весны («Зима недаром злится…»). Материал с сайта

Л. Н. Толстой обратил внимание на то, что поэт чаще всего не заканчивает описание какого-либо образа, давая возможность воображению читателя дорисовать все осталь-ное. Поэзия Тютчева — это непрерывный диалог с читате-лем, призыв к размышлениям. Выдающийся современник Тютчева А. А. Фет, оценивая значение его поэзии, сказал о наиболее полном сборнике стихотворений (1854), что эта скромная по объему книжка «томов премногих тяжелей».

Был последователем немецкого философа-идеалиста Шеллинга, который понимал природу как закономерное единство противоположностей. Эта концепция нашла немало поклонников в среде молодых поэтов-романтиков не только в Европе, но и в нашем отечестве. В какой степени мировоззрение поэта отразилось в его бессмертных творениях, поможет оценить анализ лирического стихотворения Тютчева «Листья».

Первостепенный поэт

Тютчев уехал в Германию в качестве дипломата в 1821 году, там он познакомился со своими кумирами - Шеллингом и Гейне, женился на Элеоноре Петерсон и продолжал писать стихи, которыми был увлечен с отрочества. Из-за границы поэт присылал по настоянию Александра Сергеевича Пушкина лирические произведения в Россию и снискал здесь некоторую известность. Среди творений этого периода было и стихотворение Тютчева «Листья». После гибели Пушкина лирику Федора Ивановича перестали публиковать в России. Н. Некрасов в своей статье «Русские второстепенные поэты» решительно заявил, что относит дар литератора к первостепенным поэтическим талантам, волею случая оказавшегося среди малоизвестных российскому читателю, и поставил Тютчева в один ряд с прославленными русскими поэтами Пушкиным и Лермонтовым.

Приступаем к исследованию лирического произведения

Тютчева «Листья» видится нам следующим образом: определяем тему и идею произведения. Оцениваем композицию. Рассматриваем и средства образной выразительности, подводим итог.

Анализ стихотворения Тютчева «Листья»: тема и композиция

Иван Сергеевич Тургенев называл Федора Тютчева поэтом мысли, слитой с чувством. Он подчеркнул и еще одну особенность поэзии мастера слова: психологическую точность его лирики и страсть как главный ее мотив. В стихотворении «Листья» Тютчев анализ душевных движений сопрягает с картиной увядающей природы. Композиция основана на параллелизме: сопоставляется внешний мир (пейзаж) и внутренняя сфера человеческих устремлений. Очевидно, что темой стихотворения является противопоставление буйных и ярких чувств холодному спокойствию. Каким образом это делается?

В первой строфе стихотворения перед нами предстает картина неподвижных, как бы застывших в вечном покое хвойных вечнозеленых деревьев. Во второй строфе, в противовес зимней неподвижности, появляется зарисовка яркого короткого лета. Поэт использует прием олицетворения: речь идет от лица листьев на лиственных деревцах. Третья строфа представляет осеннюю пору медленного остывания и угасания природы. Четвертая строфа проникнута страстной мольбой: листья просят ветер сорвать и унести их с собой, чтобы избежать увядания и смерти.

Идея лирического произведения

Осенний пейзаж, когда можно наблюдать кружащуюся на ветру листву, поэт превращает в эмоциональный монолог, пронизанный философской идеей о том, что медленное незримое тление, разрушение, гибель без отважного и дерзкого взлета неприемлема, ужасна, глубоко трагична. Посмотрим, при помощи каких поэт это делает.

Художественные приемы

Тютчев выразительно использует антитезу. Сосны и ели предстают в состоянии зимней мертвой спячки даже летом, поскольку они не подвержены никаким изменениям. Их «тощая зелень» (обратим внимание на эпитет!) противопоставляется сочной, блистающей в солнечных лучах и росе листве лета. Ощущение бездушной статичности хвойных деревьев усиливается эмоциональным сравнением их игл с ежовыми. Зелень, которая «ввек не желтеет, но ввек не свежа», чем-то сродни безжизненной мумии. В представлении автора хвойные образчики флоры даже не растут, а «торчат», словно их не питают через корни соки земли, а кто-то механически воткнул, как иглы, в землю. Так поэт лишает их даже намека на жизнь и движение.

Наоборот, представлены в непрерывной динамике, переливах света и тени. Поэт использует олицетворение и метафоры: листья - «племя», которое «гостит» на ветках «в красе», «играет с лучами», «купается в росе». При описании хвойных деревьев употреблено слово «ввек», ему противостоит словосочетание «краткое время», относящееся к лиственным. В противовес сниженной лексике, какою представлены торчащие ели и сосны, автор апеллирует к высокому стилю: «зефиры», «красное лето», «легкое племя», говоря о трепетной листве.

Морфологический и фонетический анализ стихотворения Тютчева «Листья»

Первая строфа, показывающая неприглядную картину застывших в холоде сосен и елей, содержит всего три глагола, употребленных в настоящем времени. Это подчеркивает статичность. Звукопись первой строфы отличается навязчивым присутствием свистящих и шипящих согласных. Во второй строфе, рисующей листья летом, глаголов в два раза больше - их шесть, и употреблены они в настоящем и прошедшем времени, что усиливает ощущение непрерывного движения, краткой, но наполненной жизни. В противовес аллитерации шипящих и свистящих в предыдущей строфе, здесь преобладают сонорные звуки: л-м-р. Это передает состояние гармонии, свойственной вдохновенной и полнокровной жизни.


Третья строфа предлагает глаголы в прошедшем времени и в неопределенной форме. Речь идет о приближающейся гибели, увядании. Настроение тревоги и безнадежности создает обилие глухих согласных фонем. Последняя строфа исполнена отчаянной мольбы, она звучит как заклинание, как стон взывающих к ветру листьев. В ней много восклицаний и глаголов будущего времени. В звукописи отчетливо слышны протяжные гласные - о-у-е, которые в союзе с согласными «с» и «т» предают порывистый свист ветра.

Эстетическое кредо поэта

Анализ стихотворения Тютчева «Листья» помог понять, что это не только изящный образец пейзажной лирики и гениальная попытка трансформировать картину природы в эмоциональные переживания. Перед нами - емкая философская формула, согласно которой бытие и вечность только тогда и имеют смысл, когда каждый миг наполнен мимолетной, жгучей и трепетной красотой.

ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ. Лирика Тютчева тяготеет, во-первых, к традиции одической поэзии XVIII в. и, во-вторых, к тому типу элегии, который был создан Жуковским. С одой (прежде всего духовной) лирику Тютчева связывает устойчивый интерес к метафизике человеческого и божественного, к теме “человек и вселенная”, с элегией - тип героя. Собственно, своеобразие художественного мира поэзии Тютчева и заключается в том, что в ней элегический герой, с его одиночеством, тоской, страданиями, любовными драмами, предчувствиями и прозрениями, вводится в круг проблематики духовной оды.

При этом, однако, Тютчев не заимствует композиционные формы ни у оды, ни даже у элегии. Он ориентируется на форму фрагмента или отрывка. Поэтика фрагмента, обоснованная немецкими романтиками, освобождает художника от необходимости следовать какому-то конкретному канону, допуская смешение разнородного литературного материала. Вместе с тем фрагментарная форма, выражающая идею незавершенности, открытости художественного мира, всегда подразумевает возможность полноты и цельности. Поэтому тютчевские “фрагменты” тяготеют друг к другу, образуя своеобразный лирический дневник, изобилующий лакунами, но и “скрепленный” целым рядом устойчивых мотивов, которые, разумеется, варьируются, трансформируются в различных контекстах, но в то же время сохраняют свое значение на всем протяжении творческого пути Тютчева, обеспечивая единство его художественного мира.

МОТИВЫ. Человек на краю бездны. Строго говоря, этот мотив возникает в русской поэзии задолго до Тютчева (ср., например, “Вечернее размышление о Божьем величестве” Ломоносова). Но именно Тютчев выдвинул его в центр художественного мира. Сознание Тютчева-лирика катастрофично в том смысле, что его интересует именно самосознание человека, находящегося как бы на границе жизни и смерти, полноты смысла и бессмыслицы, невежества и всезнания, реальности привычной, знакомой, повседневной и тайны, скрытой в глубине жизни. Бездна, в которую столь пристально и с замиранием сердца вглядывается или вслушивается тютчевский герой, - это, конечно, бездна Космоса, объятая тайной Вселенная, непостижимость которой манит к себе и одновременно пугает, отталкивает. Но вместе с тем это - бездна, присутствие которой человек ощущает в своей собственной душе. Ср.: “О, страшных песен сих не пой / Про древний хаос, про родимый! / Как жадно мир души ночной / Внимает повести любимой!” (“О чем ты воешь, ветр ночной?”, 1836).

Катастрофа, борьба и гибель. Катастрофизм мышления Тютчева был связан с представлением о том, что подлинное знание о мире оказывается доступным человеку лишь в момент разрушения, гибели этого мира. Политические катастрофы, “гражданские бури” как бы приоткрывают замысел богов, смысл затеянной ими таинственной игры. Одно из наиболее показательных в этом отношении стихотворений - “Цицерон” (1830), в котором читаем: “Счастлив, кто посетил сей мир / В его минуты роковые - / Его призвали всеблагие, /Как собеседника на пир; / Он их высоких зрелищ зритель, / Он в их совет допущен был / И заживо, как небожитель, / Из чаши их бессмертье пил!” “Роковые минуты” - это время, когда граница между миром человека и Космосом истончается либо вообще исчезает. Поэтому свидетель и участник исторической катастрофы оказывается “зрителем” тех же “высоких зрелищ”, которые наблюдают их устроители, боги. Он становится рядом с ними, ведь ему открыто то же “зрелище”, он пирует на их пиру, “допускается” в их совет и приобщается к бессмертию.

Но свидетель исторических потрясений может быть и их участником, он может принимать участие в борьбе каких-то сил своего времени. Эта борьба оценивается двояко. С одной стороны, она бессмысленна и бесполезна, так как все совокупные усилия смертных в конце концов обречены на гибель: “Тревога и труд лишь для смертных сердец... / Для них нет победы, для них есть конец” (“Два голоса”, 1850). С другой стороны, понимание невозможности “победы” не исключает понимания необходимости “борьбы”. В том же стихотворении читаем: “Мужайтесь, о други, боритесь прилежно, / Хоть бой и неравен, борьба безнадежна”. Именно способность человека вести эту “безнадежную борьбу” оказывается едва ли не единственным залогом его нравственной состоятельности, он становится вровень с богами, которые ему завидуют: “Пускай Олимпийцы завистливым оком / Глядят на борьбу непреклонных сердец. / Кто, ратуя, пал, побежденный лишь Роком, / Тот вырвал из рук их победный венец”.

Тайна и интуиция. Тайна, скрытая в глубинах Космоса, в принципе непознаваема. Но человек может приблизиться к ней, к осознанию ее глубины и подлинности, путем интуитивного прозрения. Дело в том, что человека и Космос связывает множество незримых нитей. Человек не просто слит с Космосом; содержание жизни Космоса в принципе тождественно таинственной жизни души. Ср.: “Лишь жить в себе самом умей - / Есть целый мир в душе твоей <...>” (“Silentium!”). Поэтому в лирике Тютчева, во-первых, нет отчетливой границы между “внешним” и “внутренним”, между природой и сознанием человека, и, во-вторых, многие явления природы (например, ветер, радуга, гроза) могут выполнять своеобразную посредническую роль, восприниматься как знаки таинственной жизни человеческого духа и одновременно как знаки космических катастроф. Вместе с тем приближение к тайне не влечет за собой ее полного раскрытия: человек всегда останавливается перед определенной границей, которая отделяет познанное от непознаваемого. Причем не только мир непознаваем до конца, но и собственная душа, жизнь которой исполнена и волшебства, и тайны (“Есть целый мир в душе твоей / Таинственно-волшебных дум <...>” (“Silentium!”; курсив в цитатах здесь и далее мой. - Д.И.).

Ночь и день. Противопоставление ночи и дня у Тютчева в принципе ответствует романтической традиции и является одной из форм разграничения “дневной” сферы повседневного, будничного, земного и “ночного” мира мистических прозрений, связанных с жизнью Космоса. При этом “дневной” мир связан с суетой, шумом, ночь - с темой самопостижения: “Лишь жить в себе самом умей - / Есть целый мир в душе твоей / Таинственно-волшебных дум; / Их оглушит наружный шум, /Дневные разгонят лучи <...>” (“Silentium!”). День может ассоциироваться с “блестящей” оболочкой природы, с ликованием жизненных сил (например, “Весенние воды”, 1830), с торжеством гармонии и разума, ночь - с хаосом, безумием, тоской. При этом значимым может признаваться и момент перехода от дня к ночи (или наоборот), когда реальность обыденной жизни теряет отчетливые очертания, блекнут краски, казавшееся очевидным и незыблемым оказывается неустойчивым и хрупким. Ср.: “Тени сизые смесились, / Цвет поблекнул, звук уснул - / Жизнь, движенье разрешились / В сумрак зыбкий, в дальний гул...” (“Тени сизые смесились...”, 1836). При этом теряется и сама граница между человеком и природой, душой, жаждущей слияния с миром и забвения, и миром, утратившим строгие контуры и погрузившимся в сон, ср. там же: “Час тоски невыразимой!.. / Всё во мне, и я во всем... / <...> Чувства - мглой самозабвенья / Переполни через край!.. / Дай вкусить уничтоженья, / С миром дремлющим смешай!” “Мгла”, застилающая душу, - это, конечно, тот же “сумрак”, в который “разрешаются” “жизнь” и “забвенье”.

Одиночество - естественное состояние героя лирики Тютчева. Причины этого одиночества коренятся не в социальной сфере, они не связаны с конфликтами типа “поэт-толпа”, “личность- общество”. Тютчевское одиночество имеет метафизическую природу, оно выражает смятение и тоску человека перед лицом непостижимой загадки бытия. Общение с другим, понимание другого в тютчевском мире невозможны в принципе: подлинное знание не может быть “переведено” на обыденный язык, оно обретается в глубине собственного “я”: “Как сердцу высказать себя? / Другому как понять тебя? / Поймет ли он, чем ты живешь? / Мысль изреченная есть ложь” (“Silentium!”). С мотивом одиночества поэтому естественным образом связываются мотивы молчания, внутренней сосредоточенности, даже своеобразной скрытности или закрытости, герметичности (“Молчи, скрывайся и таи / И чувства, и мечты свои <...>” (“Silentium!”).

Природа. Природа крайне редко предстает у Тютчева просто как пейзаж, как фон. Она, во-первых, всегда является активным “действующим лицом”, она всегда одушевлена и, во-вторых, воспринимается и изображается как некая система более или менее понятных человеку знаков или символов космической жизни (в этой связи лирику Тютчева часто называют “натурфилософской”). Возникает целая система символов, выполняющих своего рода посредническую функцию, связующих мир человеческой души с мирами природы и космоса (ключ, фонтан, ветер, радуга, море, гроза - см., например, “О чем ты воешь, ветр ночной?..”, “Фонтан”, “Silentium!”, “Весенняя гроза”, “Певучесть есть в морских волнах...”, “Как неожиданно и ярко...”). Тютчева-пейзажиста привлекают переходные состояния природы: например, от дня к ночи (“Тени сизые смесились...”) или от одного времени года к другому (“Весенние воды”). Не статика, а динамика, не покой, а движение, не подбор одноплановых деталей, а стремление к разнообразию, подчас и к парадоксальным сочетаниям характерны для тютчевских пейзажей (ср., например, в стихотворении “Весенние воды”: еще “белеет снег”, но уже появились “весны гонцы”). Показательно в этом отношении, что природа у Тютчева живет одновременно по законам “линейного” и “циклического”, “кругового” времени. Так, в стихотворении “Весенние воды” тема линейного времени, заявленная в первых двух строфах (переход от зимы к весне), дополняется в заключительной, третьей, темой циклического времени (“<...> майских дней / Румяный, светлый хоровод”). Любопытно отметить в этой связи, что для Тютчева очень характерны обращения к земле и небу, к явлениям природы, к стихиям (например: “О чем ты воешь, ветр ночной?..”).

Земля и небо. Земное и небесное отчетливо противопоставлены в поэзии Тютчева и вместе с тем тесно взаимосвязаны, “небесное” отражается в “земном”, как “земное” в “небесном”. Эта связь обнаруживается, как правило, в ситуации исторической катастрофы, когда земной человек становится “собеседником” “небожителей” (“Цицерон”), или природного катаклизма (“Ты скажешь: ветреная Геба, / Кормя Зевесова орла, / Громокипящий кубок с неба, / Смеясь, на землю пролила” (“Весенняя гроза”)). Часто антитеза земного и небесного связывается с темой смерти, ср.: “А небо так нетленно-чисто, / Так беспредельно над землей <...>” (“И гроб опущен уж в могилу...”).

Воспоминание. Этот мотив трактуется двояко. С одной стороны, воспоминание - едва ли не единственный залог нравственной идентичности личности, с другой - источник мучительных страданий. Герой Тютчева, как и герой Жуковского, мечтает не о будущем, а о прошлом. Именно в прошлом остается, например, счастье любви, воспоминания о которой причиняют боль (“О, как убийственно мы любим...”). Показательно, что некоторые “любовные” стихотворения Тютчева от начала и до конца строятся в форме воспоминания (“Я очи знал, - о, эти очи!..”).

Любовь. Любовная лирика Тютчева автобиографична и в принципе может быть прочитана как своеобразный интимный дневник, в котором отразились его бурные романы с Эрнестиной Дернберг, ставшей его женой, позднее с Е.А. Денисьевой. Но это автобиографизм особого рода: в “любовных” стихах Тютчева мы не найдем, конечно, каких-то прямых упоминаний о героинях этих романов. Показательно, что даже состав так называемого “денисьевского цикла” не может быть определен достоверно (нет сомнений, что к этому циклу относится, например, стихотворение “О, как убийственно мы любим...”, но до сих пор не решен окончательно вопрос о принадлежности к нему таких вещей, как “Я очи знал, - о, эти очи!..” и “Последняя любовь”). Автобиографизм любовной лирики Тютчева предполагал поэтизацию не событий, а переживаний.

В поэтическом мире Тютчева любовь - почти всегда драма или даже трагедия. Любовь непостижима, таинственна, исполнена волшебства: “Я очи знал, - о, эти очи! / Как я любил их - знает Бог! / От их волшебной, страстной ночи / Я душу оторвать не мог” (“Я очи знал, - о, эти очи!..”). Но счастье любви недолговечно, оно не может устоять под ударами рока. Более того, и сама любовь может осмысляться как приговор судьбы: “Судьбы ужасным приговором / Твоя любовь для ней была” (“О, как убийственно мы любим...”). Любовь ассоциируется со страданием, тоской, взаимным непониманием, душевной болью, слезами (например, в стихотворении “О, как убийственно мы любим...”: “Куда ланит девались розы, / Улыбка уст и блеск очей? / Все опалили, выжгли слезы / Горючей влагою своей”), наконец, со смертью. Человек не властен над любовью, как не властен он и над смертью: “Пускай скудеет в жилах кровь, / Но в сердце не скудеет нежность... / О ты, последняя любовь! / Ты и блаженство и безнадежность” (“Последняя любовь”).

ПРИЕМЫ КОМПОЗИЦИИ. Ориентируясь на форму лирического фрагмента или отрывка, Тютчев стремился к стройности композиции, “планомерности построения” (Ю.Н. Тынянов). Композиционные приемы, к которым он постоянно прибегает, - повтор (в том числе обрамляющий), антитеза, симметрия.

Повтор обычно подчеркивает основную тему стихотворения, например наступление весны в “Весенних водах” (“Весна идет, весна идет!”) или молчание и внутренняя сосредоточенность в “Silentium!”, где каждая строфа оканчивается призывом “и молчи”, причем первая строфа и начинается с этого слова (“Молчи, скрывайся и таи”). Ср. стихотворение “О, как убийственно мы любим...”, где последняя строфа - повторение первой. Антитеза организует повествование, обеспечивая определенную последовательность чередования различных смысловых планов (покой - движение, сон - явь, день - ночь, зима - лето, юг - север, внешнее - внутреннее, земное - небесное и т.д.). Симметрия может подчеркивать либо ситуацию диалога или спора с самим собой или с воображаемым собеседником (например, “Два голоса”, “Silentium!”), либо же значимость сопоставления мира человека и мира природы, земного и небесного. Давно отмечено пристрастие Тютчева к двухстрофным (например, “О чем ты воешь, ветр ночной?..”, “Тени сизые смесились...”) и четырехстрофным конструкциям, дающим возможность симметрического построения.

СТИЛЬ. Тютчев стремится сочетать одические (ораторские) интонации с элегическими, архаическую лексику с “нейтральной”, со штампами элегической поэзии. Следуя Жуковскому, он обыгрывает предметные значения слов, перенося внимание на их эмоциональную нагрузку, смешивая зрительные образы со слуховыми, тактильными (“осязательными”), даже обонятельными. Например: “Сумрак тихий, сумрак сонный, / Лейся в глубь моей души, / Тихий, томный, благовонный, / Все залей и утиши” (“Тени сизые смесились...”). «“Сумрак” здесь <...> становится не столько обозначением неполной тьмы, сколько выразителем определенного эмоционального состояния» (Б.Я. Бухштаб). Следуя традициям одической поэзии (Ломоносову, Державину), Тютчев стремится к афористичности, создает “дидактические” формулы (“Мысльизреченная естьложь”, “Счастлив, кто посетил сей мир / В его минуты роковые”), активно использует “высокую” книжную лексику, часто церковнославянского происхождения (“ветр”, “таить”, “оне”, “изреченная” и т.п.), риторические вопросы, восклицания, обращения, сложные эпитеты (типа “огнезвездный”, “громокипящий”). Быстрая смена интонаций - излюбленный прием Тютчева; одно из средств его реализации - использование различных стихотворных размеров в пределах одного текста (например, сочетание ямба с амфибрахием в “Silentium!”).

«Еще шумел веселый день…» Федор Тютчев

Еще шумел веселый день,
Толпами улица блистала,
И облаков вечерних тень
По светлым кровлям пролетала.

И доносилися порой
Все звуки жизни благодатной -
И все в один сливалось строй,
Стозвучный, шумный и невнятный.

Весенней негой утомлен,
Я впал в невольное забвенье;
Не знаю, долог ли был сон,
Но странно было пробужденье…

Затих повсюду шум и гам
И воцарилося молчанье -
Ходили тени по стенам
И полусонное мерцанье…

Украдкою в мое окно
Глядело бледное светило,
И мне казалось, что оно
Мою дремоту сторожило.

И мне казалось, что меня
Какой-то миротворный гений
Из пышно-золотого дня
Увлек, незримый, в царство теней.

Анализ стихотворения Тютчева «Еще шумел веселый день…»

Раннее тютчевское творение, предположительно датируемое концом 30-х гг. XIX в., было опубликовано спустя два десятка лет в «Москвитянине». Известны три автографа стихотворения, причем в последней из редакций поэт отказался от первоначального заглавия - «Пробуждение», делая акцент на эмоциональном состоянии героя, который погружен в мерцающий мир ночных теней.

Композиционную основу произведения составила оппозиция дня и ночи, классическая для тютчевской поэтики. Она лишена драматизма, присущего авторской трактовке натурфилософских представлений, и это обстоятельство является существенной особенностью семантического наполнения текста. Указанный признак позволяет отделить «Еще шумел…» от тех примеров из корпуса «ночной лирики», где темная бездна, воплощающая хаотические силы, потрясает и устрашает субъекта речи.

В стихотворении противопоставляются впечатления героя, порожденные окончанием погожего дня и ночью, сменившей весенний вечер. Первые катрены воспроизводят оживленную картину городской жизни: ее доминантой становится акустический образ невнятного шума, в который сливаются разнообразные звуки. Образ символизирует многогранную жизнь, охарактеризованную лексемой «благодатная» - оценочным эпитетом с положительной семантикой. Равномерный гул успокаивающе действует на героя-наблюдателя, погружая его в дремоту.

Пауза в лирическом повествовании, обусловленная сном, служит приемом, который подчеркивает контраст дневной и ночной зарисовок. Субъект речи, очнувшийся ото сна, характеризует свое состояние наречием «странно». Оценка иллюстрируется рядом антитетических пар: шум сменился молчанием, «пышно-золотой» дневной блеск - загадочным «царством теней», где господствуют полумрак и неверный тусклый свет.

Необычное зрелище очаровывает пробудившегося: он следит за движущимися силуэтами и неярким «полусонным» блеском ночных огней. Отдельного упоминания удостаивается бледная луна. Основные образы, составляющие таинственный пейзаж, олицетворяются: наблюдателю кажется, что ночное светило украдкой подсматривает за ним, а тени и отблески наделяются свойством перемещаться.

Разнообразные впечатления, вызванные быстрой сменой времени суток, подытоживаются в концовке. Появление контрастных эпизодов, свидетелем которых стал субъект речи, объясняется волей неземной силы - доброго гения, наделенного умиротворяющим, успокаивающим даром.

Фёдор Иванович Тютчев – один из известнейших представителей эпохи расцвета отечественной поэзии. Основные темы его лирики – это любовь и ощущения, которые сопровождают человека в этом: восхищение, влюблённость, драматизм, возвышенность и вдохновлённость. Особо отлична лирика Фёдора Ивановича от других певучей манерой – это и послужило причиной тому, что многие стихотворения поэта перекладывались на музыку для исполнения романсов. Одно из них – произведение «Я встретил Вас — и всё былое…».

Стихотворение Тютчева «Я встретил Вас…» имеет поистине значимое место в его творчестве. Герой стихотворения чувствует всё то же, что испытывают многие молодые люди, влюбляясь, поэтому оно такое лёгкое и воздушное, возрождает в душе какое-то радостное волнение. Главное в этом стихотворении то, что герой испытывает те чувства, что понятны каждому.

Это лирическое произведение имеет вполне реальную подоплеку. Фёдор Иванович ещё в юности познакомился с девушкой, и между ними зародилось нежное, пылкое чувство. Но по велению родителей ей пришлось выйти замуж за богатого мужчину с уважаемым чином. Спустя много лет влюбленные встретились вновь, что и дало поэту повод к написанию стихотворения «Я встретил Вас…», а точнее, описанию того, что он почувствовал.

Правда, существует и другая версия. Стихотворение родилось будто бы не после встречи с Амалией, а после мимолётного свидания с Клотильдой фон Ботмер. Клотильда – это родная сестра первой супруги Фёдора Ивановича, с которой он был знаком очень давно и которая жила рядом с местом отдыха поэта. Однако, эта версия не настолько широко известна, как первая.

Средства художественной выразительности

Лёгкость стиля, которым написано стихотворение «Я встретил Вас…», обеспечивает также и простоту его восприятия и прочтения, вызывая светлые и непринуждённые чувства. Изобилие глаголов порождает движение души поэта, что-то в ней меняется со словами «давно забытое упоение», «душевная полнота»… Глаголы дают возможность представить образ лёгкого ветерка, который вдохновляет на изменения, движение.

В стихотворении Тютчев использует много художественно-выразительных средств, которые показывают глубину чувств и искренность эмоций героя. Среди них первое место занимают метафоры и олицетворения: поэт с теплотой вспоминает минувшее, сердце его ожило, даже сама жизнь – заговорила. Встречу он сравнивает с воссоединением после вековой разлуки, время — золотое, такие знакомые ему женские черты — нежны – это доказательство изобилия красочных эпитетов.

Тютчев умело орудует инверсией: меняет местами «звуки» и «слышнее стали», вместо «дни» ставит «бывают». Также в последнем стихе есть повтор первых слов, что выделяет более эмоциональные части – это признак анафоры.

Композиция и размер стиха

Само стихотворение состоит из пяти четверостиший, каждое из которых – это определённая ступень в «оживлении» души автора. В первом говорится о самом моменте встречи и о том, какие чувства это пробудило в груди у рассказчика. Во втором – воспоминания о прошлом, которые в третьем четверостишии уже перекликаются с настоящим. Четвёртое – это кульминация, пик ощущений героя, когда он признаётся, что ничто не умерло, и привязанность ещё жива в нём. В последнем четверостишии жизнь внутри поэта распускается прекрасной свежей розой, как и то, что он испытывает – «И та ж в душе моей любовь!» — это полное пробуждение.

В стихотворении «Я встретил Вас…» перекрестная рифма. Первая и третьи строки – это женская, вторая и четвёртая – мужская рифма. Почти все четверостишия заканчиваются многоточием, даже последнее – сочетанием многоточия и восклицательного знака. Написано стихотворение двусложным размером – ямбом.

Тематика

Основная тема стихотворения «Я встретил Вас…» – это возрождение любви к жизни в человеческой душе и счастья, тёплые воспоминания о прошлом, которое, правда, прошлым так и останется. Герой стихотворения – молодой человек или, скорее, мужчина, словно уставший от самого себя. Чувства в нём почти мертвы, они притупились со временем и ослабли. Для него жизнь теперь статична, не изменчива, размеренна и спокойна. Но неожиданная встреча переворачивает его мир с ног на голову, возрождая в нём давно забытое. Эту девушку он когда-то любил, с ней по-настоящему жил, испытывал пылкую страсть и нежность. Эта встреча – встреча с его собственной молодостью, когда он ещё что-то чувствовал и давал живой отклик каждому незначительному изменению. Она взбудоражила его. Тютчев тонко характеризует волнение молодого человека: всё было так просто и неизменно, как вдруг… сердце снова ожило.

Лирическое произведение «Я встретил Вас…» — это история о душевных преобразованиях, мимолётных и скорых, невероятных, значимых. Воспоминания побуждают его понять, что хочется жить, дышать снова, чувствовать, радоваться, надеяться на счастье и вдохновение.

Символы и образы

Внутренние метаморфозы героя стихотворения – это будто времена года: осень – это его старость, весна – возрождённая молодость. Это осень, в которую вдруг врывается весна, – и всё прекрасное просыпается, заставляя героя снова обратиться к «времени золотому».

В стихотворении есть мотив сна – он проявляется в четвёртом четверостишье: «Гляжу на вас, как бы во сне». Эта строка служит своеобразным переходом, помимо этого указывает на значимость происходящего, подчёркивает то, насколько это неожиданно. Читатель видит, что лирический герой ещё не мёртв внутри, как могло бы показаться, что он готов ощущать эмоции – в особенности он открыт любви.

Фёдор Иванович Тютчев – мастер художественного слова и выдающийся поэт. Он сумел через стихотворение объяснить чувства юных влюблённых, повергнутых в воспоминания о счастливом прошлом. В этом ему помогло то, что он руководствовался собственными ощущениями и описывал их. Через стихотворение «Я встретил Вас» поэт показывает, что любовь не знает временных рамок, и ей покорны все возрасты.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!